Порхан (перс.-тадж. парихон — «заклинатель духов-пери») — шаман у туркмен. Отсутствие соответствующих сведений в письменных источниках, связанных с историей Туркменистана, не позволяет определить, когда именно этот ираноязычный термин вытеснил у туркмен более архаичный тюркский ядачи («обладатель дождевого волшебного камня яда»), как называли жрецов-шаманов у предков туркмен — средневековых тюрков-огузов. Именно этот термин приводит в Китаб ахбар ал-булдан («Известия о странах») автор X в. Ибн ал-Факих. Считалось, что ядачи могут повелевать природными стихиями: вызывать тучи, дождь, снег, град и ветер и насылать всё это в случае необходимости на неприятеля или, наоборот, разгонять тучи и прекращать осадки.
С распространением ислама среди огузо-туркменских племён прежние племенные и родовые шаманы утратили наиболее важные былые функции, сохранив лишь частично роль целителей, специализирующихся на лечении душевнобольных людей и бесплодных женщин.
Порханство (порханлык, порханчылык), как и шаманство в целом, сочетает в себе элементы анимизма (общения с духами) и целый ряд магических приёмов, отражающих якобы этапы борьбы П. со злыми духами, вселившимися в душевнобольного пациента (в бесплодии тоже винили злых духов). К этим приёмам относится приведение себя в экстатическое состояние (быстрыми движениями, ритмическими прыжками, выкрикиванием заклинаний и т.д.), воздействие на психику присутствующих неординарными действиями (бодание стен или опоры юрты, где проходил сеанс лечения, лазание по веревке к её куполу, «втыкание» в живот кинжала и т.п.), а также самолечение, заключавшееся, как правило, в тормошении больного, сжимании и резких поворотах его головы, битьё плеткой, палкой или каким-нибудь животным (щенком, кошкой, а в Хваризме/Хорезме, Северном Туркменистане — рыбой). Считалось, что таким образом П. с помощью своих духов-помощников ак джин («белый джинн») или ак пери («белый пери») принуждает злых духов гара джин («чёрный джинн») или гара пери («чёрный пери»), явившихся причиной болезни, покинуть тело пациента.
Характерно, что, приспосабливаясь к новым временам с новой религией, порханство заимствовало ряд мусульманских, в частности, суфийских элементов. Так, перед началом шаманского сеанса П. обращались к Аллаху и известным мусульманским святым с просьбой о помощи, а затем уже переходили к вызову своих духов-помощников (ак джинов или ак пери, которые иногда носили даже название мусулман пери). Более того, само порханское действо в Северном и Северо-Восточном Туркменистане (в Хорезме и Лебабе) заимствовало суфийское название «громкого» зикра (джер/джахр) и место проведения — крупные мусульманские святилища, где в предшествующий период устраивались радения дарвишей. С другой стороны, в ритуале некоторых суфийских братств, прежде всего такого столь популярного среди туркмен и некоторых других тюркских кочевых народов Средней Азии, как йасавийа, был воспринят целый ряд элементов шаманизма, предшествовавшего у них исламу. Это ярче всего прослеживается в «громком» зикре туркмен ата, который помимо других целей устраивался также для лечения душевнобольных и бесплодных женщин.
В конце XIX в. под воздействием общего усиления пропаганды нормативного ислама в мусульманских регионах начался процесс активного вытеснения сохранявшихся традиций доисламского периода, в том числе и практики П. Как свидетельствуют этнографические материалы автора, уже к 20-м гг. XX в. в Южном Туркменистане П. не осталось вообще, а в более периферийных регионах севера и северо-востока, Хорезме и Лебабе, П.-мужчин почти повсеместно заменили порханки-женщины, что, естественно, не обошлось без конкурентной борьбы. Яркий пример этого представляет противостояние на Среднем Лебабе в 30–40-х гг. XX в. Тайир-П. и двух порханок, окончившееся победой порханки Эмбер-мамá. Сама же подобного рода замена обусловлена, с одной стороны, тем, что приверженность нормативному исламу была более характерна для мужчин, на которых в первую очередь и было направлено усиление исламской пропаганды. А с другой стороны, влиянием соседнего Узбекистана, где функции гадателей и магических целителей давно уже в основном выполнялись женщинами (упомянутая Эмбер-мамá, с которой автору довелось беседовать в начале 60-х гг., по матери тоже была узбечкой из Хорезма).
Сохранение порханства вплоть до 70–80-х гг. XX в. в двух вышеназванных регионах Туркменистана, особенно в Хорезме (Дашховузский вилайат), объясняется тем, что до начала 20-х гг. XX в. они находились в составе полуфеодальных Хивинского ханства и Бухарского эмирата, отличавшихся особой консервативностью традиционного быта, а с приходом новой власти, начавшей через короткое время борьбу с религией вообще, нормативный ислам и элементы доисламских верований были нивелированы.
Лит-ра: В.Н.Басилов, К.Ниязклычев. Пережитки шаманства у туркмен-човдуров // Домусульманские верования и обряды в Средней Азии. М., 1975, 123–136; С.Демидов. Пережитки доисламских верований среди туркмен // Религиозные пережитки и пути их преодоления в Туркменистане. Аш., 1977, 128–135; он же. Порхан // ИКНТ, 267–268.
С.М.Демидов