Татар дунйасында рисалат («Послание татарскому обществу») — статья Мусы Бигиева (1875–1949) в журнале Вакт от 19 апреля 1912 г., в которой учёный отреагировал на запрет уфимского шари‘атского суда напечатать его перевод Корана. Автор статьи объявил запрет Оренбургского магометанского духовного собрания противоречащим российскому закону о печати и раскритиковал издательскую деятельность муфтийата, считая, что с его попустительства книжный рынок мусульман наполнился малополезными толкованиями Корана и переводами, которые полны ошибок. Здесь же он подтвердил своё намерение издать переведённый им Коран.
Выступление М.Бигиева было частью широкой дискуссии, развернувшейся в начале XX в. в татарском обществе по всей России вокруг вопроса перевода Корана на тюрко-татарский язык. Всплеск всеобщего интереса к этой теме был вызван прежде всего заявлениями самого М.Бигиева, а также богослова З.Камали (1873–1942) о намерении опубликовать собственные переводы Корана на татарский язык. Оба учёных обратились через прессу к общественности с предложением высказаться по этому поводу. Представители татарского мусульманского духовенства разных уровней на страницах журналов Шура, Дин ва ма‘ишат, Йулдуз, Иктисад и др. высказывали свои мнения и полемизировали как с З.Камали и М.Бигиевым, так и друг с другом. Полемика сразу же приобрела не только всероссийский характер (в ней приняли участие заинтересованные лица из Казани, Уфы, Тобольска, Екатеринбурга и т.д.), но и вышла за пределы страны (Стамбул, Бухара), охватив большую часть татарского общества.
Когда журнал Шура в 1912 г. начал публиковать статьи на тему перевода Корана на татарский язык, вопрос ставился таким образом: дозволено ли с точки зрения шари‘ата переводить Коран? Аргументы сторонников перевода сводились к следующему. Во-первых, с выходом перевода Корана появилась бы возможность в доступной форме объяснить широкому кругу читателей-мусульман, не знающих арабского языка, смыслы Священной книги ислама, во-вторых, через переводы Корана на разные языки (как были переведены в своё время Тора и Евангелие) можно познакомить мир с исламом. Подчеркивая, что Коран уже был переведён на ряд языков как мусульманских, так и немусульманских народов, сторонники перевода считали, что запрет не имеет обоснования в шари‘ате. В то же время к переводчику Корана предъявлялись высокие требования, поскольку он должен был не просто основательно знать арабский язык, разбираться в вопросах мусульманского права и экзегетики, но и быть осведомлённым в таких науках, как биология, география, геология, история и др., чтобы дать научное объяснение тем айатам Корана, в которых речь идёт о сотворении человека, природы, Вселенной и т.д.
Немаловажное значение придавалось оформлению перевода. Поднимался вопрос о подстрочном или постраничном переводе. Ратовавшие за подстрочник считали, что последний даст возможность одновременно с переводом читать арабский текст и тем самым повторять айаты на арабском. При этом высказывалось предложение сделать подстрочный перевод по аналогии с сочинением египетского муфтийя М.‘Абдо (1849–1905), опубликованным в журнале ал-Манар. Сторонники же постраничного перевода утверждали, что такой перевод будет лучше восприниматься как самодостаточный единый текст, при этом особое внимание уделялось точности параллельной нумерации айатов в оригинале и переводе. Кроме того, акцентировали внимание и на эстетической стороне: предлагалось использовать бумагу и краску высшего качества, не экономя на полиграфии.
Противники перевода в основном нашли свою трибуну на страницах журнала Дин ва ма‘ишат. Их основные аргументы сводились в целом к опасениям, что любая ошибка в переводе и искажение смыслов Корана может повлечь за собой вражду, распри и усиление «безбожия», а переводы Корана М.Бигиева и З.Камали повлекут за собой появление очередных интерпретаций Корана, написанных уже иными, менее профессиональными авторами. Помимо этого М.Бигиева обвиняли в «вероотступничестве» и «безбожии» за пропаганду идеи о всеобъемлемости божественной милости, идеи, восходящей к теории Ибн ‘Араби (1165–1240). С другой стороны, раздавались голоса, утверждавшие, что татарский язык ещё недостаточно богат, чтобы передать всю красоту и глубину Священной книги. Так, татарский поэт Абдулла (‘Абд Аллах) Тукай (1886–1913) в одном из своих писем отмечал, что перевод, который не отличается образностью и красотой языка, едва ли достигнет своей цели и завоюет сердца читателей. Писатель Гаяз Исхаки (1878–1954) также утверждал, что публикация этого перевода будет преждевременной. Ему вторил другой, не менее авторитетный литератор, сын Мухаммад-Рахима Амир-хана (1852–1921), автора сочинения Тафсир ал-Фава’ид, Фатих Амир-хан (1886–1926), считавший, что ставить вопрос о переводе Корана, не продумав досконально всех тонкостей, выглядит легкомысленным и упрощённым подходом к делу. В конце концов перевод М.Бигиева попал под запрет, и печатные формы были разобраны. До последнего времени не было известий о судьбе отпечатанной корректуры, и она считалась утерянной. И лишь совсем недавно стало известно, что эти листы хранятся в Санкт-Петербурге у дочери М.Бигиева и что она дала разрешение на их публикацию.
Известно, что помимо переводов М.Бигиева и З.Камали ещё несколько переводов были сделаны в начале XX в. (все они хранятся в частных коллекциях). Этос — перевод татарского историка и богослова Мухаммад-Мурада Рамзи (1854-55–1934), который впервые в истории перевёл Коран на уйгурский язык в годы эмиграции в Китае; переводы педагога Бурхана Шарафа (1883–1942), журналиста и общественного деятеля ‘Абд Аллаха Гисмати (1883–1938) и богослова Сунгат Аллаха Бикбулатова (1886–1955).
Через 80 с лишним лет после полемики, начатой М.Бигиевым, в татарском обществе вновь заговорили о переводе Корана. В 1990-х гг. в Татарстане помимо перепечаток дореволюционных тафсиров появились оригинальные переводы, выполненные в большинстве своём мусульманскими священнослужителями нового поколения: Фаридом Салманом, Нуруллой Арыслани, Рамилем Юнусом, Камилом Бикчантаевым и другими. Писатель Рабит Батулла сделал перевод Корана, основываясь на современных турецких тафсирах. В татарской прессе развернулись споры: чей перевод лучше? Впрочем, объектом дискуссии в основном стали два перевода Корана — Рабита Батуллы и Фарида Салмана, которые вышли примерно в одно и то же время.
Когда дискуссия между переводчиками Корана была в самом разгаре, над своим переводом интенсивно работал известный ленинградско-петербургский арабист Анас Халидов (1929–2001). Его глубокие познания в классическом арабском языке и хорошее владение родным татарским давали реальную надежду на успешное выполнение задуманного проекта, который он завершил незадолго до своей кончины. Перевод А.Халидова остаётся неопубликованным, но уже сейчас очевидно, что этот перевод Корана на татарский станет классическим, подобно тому, как классическим стал русский перевод академика И.Ю.Крачковского.
Лит-ра: М.Биги. Татар дунйасында рисалат // Вакт. 1912 (19 апреля); Шура. 1912, № 2, 3, 5, 12, 13, 20; А.Хайрутдинов. Последний татарский богослов: жизнь и наследие Мусы Джаруллаха Бигиева. Казань, 1999.
Т.О.Батыркаев.