ал-Х̣АЛЛА̄ДЖ, Абӯ-л-Мугӣс̱ ал-Х̣усайн б. Манс̣ӯр

ал-Х̣АЛЛА̄ДЖ, Абӯ-л-Мугӣс̱ ал-Х̣усайн б. Манс̣ӯр (ок. 858—922) — выдающийся суфий, казненный за свои проповеди. Родился в селении ал-Байда на юге Ирана. Его дед, по преданию, был зороастрийцем, а отец принял ислам. Когда ал-Х. было несколько лет от роду, его отец, чесальщик хлопка (халладж), переехал в г. Васит. В этом городе ал-Х. получил образование. В 16 или 17 лет ал-Х. перебрался в г. Тустар, где стал учеником известного суфия Сахла ат-Тустари (ум. в 896 г.). В 876 г. он переехал в Басру, где обучался у суфия ‘Амра ал-Макки (ум. в 908 г.), от которого получил суфийское рубище (хирка). Здесь он женился на дочери аскета и суфия ал-Акта‘. Через своего шурина ал-Х. оказался, на некоторое время связанным с движением рабов-зинджей, среди которых были сильны прошиитские настроения. В дальнейшем эта кратковременная связь дала противникам ал-Х. основание объявить его шиитским проповедником (да‘и). После ссоры с ал-Макки (878 г.) ал-Х. посетил Багдад, где встретился с крупнейшим суфийским авторитетом ал-Джунайдом (ум. в 910 г.). Позднее он совершил свое первое паломничество в Мекку, где провел около года, подвергая себя суровым испытаниям (непрерывный пост, всевозможные обеты и т. п.). Вернувшись из хаджжа, ал-Х. выступил с публичной проповедью мистических «истин», которая вызвала недовольство суфийских шайхов, опасавшихся гонений со стороны факихов. Многие суфии порвали с ним, однако он нашел немало сторонников среди городской бедноты. В знак протеста против элитарности суфизма ал-Х. отказался от обычной суфийской одежды и надел простой халат воина (каба’). В течение пяти лет он проповедовал в городах и селениях Хорасана. По возвращении из странствий ал-Х. совершил второй хаджж. По преданию, его сопровождали 400 учеников. Мекканские суфии обвинили ал-Х. в разглашении «божественных тайн», публичном корыстном чудотворстве (см. карама), шарлатанстве (ша‘ваза). После хаджжа ал-Х. вновь отправился в странствия, на этот раз в Индию и Туркестан. Вернувшись в Багдад, он выступил с серией «крамольных» проповедей. Его «кафедрой» была рыночная площадь, слушателями — торговцы, ремесленники и городская беднота. Проповеди ал-Х. вызвали брожение в народе: его сторонники видели в нем новоявленного «мессию» (ал-махди), совершенного «святого» своего времени (ал-кутб). Противник и ал-Х., среди которых были багдадские факихи, му‘тазилиты, суфии, а также власть имущие, опасавшиеся народных волнений, обвиняли его в публичном чудотворстве (ифша’ ал-карамат), что считалось привилегией Пророка, в смущении верующих, в притязаниях на самообожествление, в проповеди мистической любви к богу (махабба, ‘ишк), цель которой — соединение с ним, что признавалось «манихейством» (зандака), в отрицании мусульманского ритуала и прочих «грехах». В своих экстатических высказываниях (шатахат) ал-Х. сам изъявлял готовность погибнуть от рук единоверцев, принять мученическую смерть на благо общины. Мусульманские авторы утверждают, что именно в это время он произнес знаменитую фразу: «Я — Бог» (ана-л-Хакк). Спасаясь от преследований, начатых вазиром Ибн ал-Фуратом, ал-Х. бежал в г. Сус (908 г.). Через три года он был арестован, доставлен в Багдад и заключен в тюрьму. Его обвинили в проповеди карматских идей и на три дня выставили у позорного столба (913 г.). Благодаря заступничеству вазира Ибн ‘Исы ал-Х. удалось избегнуть смерти, однако остаток жизни он провел в заключении. В эти годы он написал свой, по-видимому, единственный прозаический трактат Китаб ат-тавасин. В 922 г. вазир Хамид добился возобновления процесса против ал-Х. Несмотря на заступничество приближенных халифа, некоторых факихов и суфиев, суд, возглавляемый маликитским кади Ибн Йусуфом, признал ал-Х. карматским проповедником и вынес смертный приговор.

В последующей суфийской традиции учение ал-Х. иногда именовалось «единством созерцания», или «единством свидетельства» (вахдат аш-шухуд). Подобно своим предшественникам, ал-Х. конечной целью мистика считал единение с богом, но делал это более откровенно, чем другие. Ссылаясь на ал-Хасана ал-Басри, ал-Х. делил жизнь суфия на три этапа: первый, «подготовительный» (тахзиб), состоит в строгом воздержании и раскаянии; второй, «очистительный» (хала’), — в избавлении от человеческих атрибутов (истихлак ан-насутийа; фана’ ‘ан аусаф ал-башарийа); наконец, третий—в соединении с богом (‘айн ал-джам‘) и полной утрате своего «я» (раф‘ ал-анийа). В поэзии и экстатических высказываниях ал-Х. его современники усматривали элементы сурово порицаемого исламом учения о «воплощении» (хулул) и «соединении» с богом (иттихад). Однако из общего контекста взглядов ал-Х. можно заключить, что он имел в виду не субстанциональное соединение божественной и человеческой природы (иттихад ал-лахут би-н-насут), а, согласно Л. Массиньону, «любовное», или «интенциональное». Соединение бога и человека у ал-Х. осуществляется в любви: бог или его дух (рух) «нисходит» в вожделеющую душу мистика и тогда его слова и поступки определяются божественным изволением, как бы обожествляясь. Бог «созерцает», или «свидетельствует», самого себя в сердце (сирр, калб) мистика. Описывая этот процесс, ал-Х. говорил: «Мы—два духа, воплотившиеся в одном теле». В отличие от ал-Джунайда, представлявшего себе сближение с богом как постепенное уничтожение личности суфия путем сурового аскетизма, или ал-Бистами, который говорил о растворении человеческого «я» в момент опьянения близостью к богу (сукр), ал-Х. полагал, что единение с богом не «разрушает» и не «вытесняет» личность, но, наоборот, «совершенствует» и «освящает» ее. Мистик, не утрачивая своих качеств, становится живым «свидетелем» бога, его человеческой ипостасью в материальном мире.

В ходе духовных исканий ал-Х. пришел к выводу, что «истинная любовь» к богу требует от человека страданий, принесения ей в жертву своего «я», дабы избавиться от последней преграды, отделяющей «влюбленного» от «возлюбленного». Этим объясняется вызывающее поведение ал-Х.— его «жажда» страданий, противоестественное стремление к насильственному уходу из жизни. Кораническим оправданием подобной позиции для ал-Х. послужило «отступничество» Иблиса, отказавшегося поклониться человеку (К. 7:11/10-—13/12) из любви к богу и жестоко наказанного за свою верность. Эта тема заняла видное место в сочинении ал-Х. Китаб ат-тавасин. Здесь же он изложил свои представления, возможно почерпнутые у ат-Тустари, о роли прототипической сущности Мухаммада в мироздании: ее предвечном явлении в виде «светильника» (сирадж), озарившего мрак небытия. В «вознесении» Мухаммада (ал-ми‘радж, К. 53:1—8) ал-Х. видел эталон мистического переживания, прообраз взаимоотношений между божеством и человеком.

Значение ал-Х. для истории суфизма заключается в том, что он впервые осмелился выступить с публичной проповедью суфийского «знания», бывшего до него уделом избранных. Его выступление окончательно разделило суфизм на два ранее только намечавшихся направления: «умеренное», сторонники которого были более склонны к аскетизму, чем собственно к мистическому переживанию и экстазу, и «крайнее», проповедовавшее мистицизм и выработавшее собственные «психологию», этику и миросозерцание. Ал-Х., без сомнения, был выразителем точки зрения второго направления. Не следует преувеличивать оригинальность его идей: как показали недавние исследования, многие из них он заимствовал у предшественников и учителей — ат-Тустари, ал-Джунайда, ал-Харраза, ан-Нури и др. Ал-Х. лишь «радикализировал» их, довел до логического завершения.

Открытые приверженцы ал-Х. в Багдаде были казнены. Некоторые нашли убежище в Хорасане и других областях Халифата. Через них «известия об ал-Х.» (ахбар ал-Халладж), обросшие сверхъестественными деталями, распространились по всему мусульманскому миру. Последующие поколения суфиев почти единогласно признали ал-Х. истинным «святым» (вали) и тем самым поставили под сомнение правомерность его казни. Поначалу халладжитами (ал-халладжийа) называли школы, воззрения которых можно было истолковать как хулул и иттихад: например, хулманиты (ал-хулманийа) в Дамаске, салимиты (ас-салимийа) в Басре и т. д. В дальнейшем этим термином стали обозначать тех богословов, которые признавали «святость» ал-Х. и полагали, что он не мог нести ответственность за свои поступки. Среди халладжитов — ханбалит Ибн ‘Акил, который был вынужден отречься от симпатий к ал-Х. под давлением своих коллег (факихов); шафи‘иты-мутакаллимы ал-Газали, ал-Иафи‘и, Фахр ад-дин ар-Рази„ суфии и философы Ибн Хафиф, ас-Сулами, Йахйа ас-Сухраварди, Ибн Туфайл, Ибн ‘Араби, Джалал ад-дин Руми и многие другие. Ряд факихов и мутакаллимов, а также некоторые суфии воздержались (таваккуф) от каких-либо суждений об ал-Х. Его проповедь осудили, а воззрения отвергли: захирит Ибн Хазм, ханбалиты Ибн ал-Джаузи и Ибн Таймийа; имамиты Ибн Бабуйа, Джа‘фар ат-Туси, ал-Хилли и др.; шафи‘иты аз-Захаби, ал-Джувайни и ал-Бакиллани. С критикой ал-Х. выступил знаменитый историк маликит Ибн Халдун.

Легенда об ал-Х. стала темой множества художественных произведений в прозе и в стихах на арабском, персидском, турецком, малайском и других языках. В Европе имя ал-Х. стало известно благодаря. исследованиям Л. Массиньона.

В суфийской философии идеи ал-Х. оказали наибольшее воздействие на творчество Шайх ал-Ишрак ас-Сухраварди, Ибн ‘Араби и представителей его школы, а также прославленного персо-язычного поэта Джалал ад-дина Руми. В наше время некоторые мусульманские авторы пытаются представить ал-Х. «защитником и другом» обездоленных, чуть ли не первым проповедником «социализма» в исламе. Принимая во внимание индивидуалистический и мистический характер его учения, подобные сопоставления следует признать несостоятельными.