Оренбург — один из известных и влиятельных религиозно-культурных центров тюрко-мусульманских народов Российского Востока в ХIХ — начале ХХ в. Идею создания крупного города на юго-востоке страны для осуществления более интенсивных торговых и дипломатических связей со «степью», т.е. своеобразного «ключа в Азию», вынашивал ещё Петр I. Но исполнение его замыслов началось лишь при Анне Иоанновне «птенцами гнезда Петрова». Непосредственным поводом к строительству О. стало очередное официальное обращение хана Младшего казахского джуза Абулхаира (Абу-л-Хайра, 1693–1748 или 1749), принявшего в 1731 г. российское подданство, к императрице с просьбой основать на р. Яик (Урал) город, который бы силой русского оружия поддерживал его борьбу против внутренних и внешних врагов (прежде всего в противостоянии с Джунгарией). 1 мая 1734 г. появился указ правительствующего Сената о постройке города на р. Орь. 7 июня того же года императрица подписала будущему городу «Привилегию», в которой впервые официально было закреплено нынешнее название города. Петербург возлагал на будущий пограничный город большие надежды в осуществлении стратегически важных колониальных задач: «умиротворение» башкир и продвижение русской государственности в Казахстан и Среднюю Азию.
О. закладывался трижды. Нынешнее место — в 70 км от Красногорского урочища на правом возвышенном берегу р. Урал (Яик), близ впадения в нее р. Сакмара — было выбрано третьим начальником Оренбургской экспедиции И.И.Неплюевым (1693–1773, на должности в 1743–1761), ставшим первым оренбургским губернатором. Официальная дата основания города — 19 апреля 1743 г.
В 1744 г., с учреждением Оренбургской губернии О. был сделан центром правления огромного края, а в 1782 г., после образования Уфимского наместничества в составе Уфимской и Оренбургской областей — областным и военным центром. В 1796 г. Уфимское наместничество переименовано снова в Оренбургскую губернию с центром в О. В 1802 г. губернский центр был перенесён в г. Уфу, а О. остался уездным городом, а также резиденцией военного губернатора и до 1862 г. главной крепостью Оренбургской военной пограничной линии. В 1865 г., после разделения Оренбургской губернии на Уфимскую и собственно Оренбургскую город О. снова стал губернским административным центром. С 1868 г. он являлся также местом пребывания губернатора Тургайской обл., а до этого времени — правительственных учреждений, ведавших пограничными делами и управлением казахов Малого джуза. В 1748–1918 гг. О. — центр Оренбургского, а в 1798–1865 гг. Башкирского (с 1855 г. Башкирско-мещеряцкого управления) казачьих войск, в 1850–1881 гг. — Оренбургского генерал-губернаторства, а в 1875–1914 гг. — Оренбургского учебного округа.
И после революции 1917 г. административный статус О. изменялся несколько раз: в 1920–1925 гг. он был временной столицей Киргизской (Казахской) автономной республики (ныне: Республика Казахстан), оставаясь губернским центром РСФСР; с лета 1928 г. по 1930 г. — центром округа, а затем района, которые входили в состав Средне-Волжской обл., преобразованной позже в край, и, наконец, с 7 декабря 1934 г. стал центром вновь образованной Оренбургской губернии. В 1938–1957 гг. О. назывался Чкаловском в честь советского лётчика-испытателя В.П.Чкалова.
Возникший на стыке Европы и Азии по воле русского правительства, О. долгое время являлся типичным провинциальным военно-чиновничьим городом преимущественно с православно-русскими чертами. Вместе с тем географическое положение на стыке Европы и Азии, Запада и Востока и политико-стратегические цели, поставленные перед новым пограничным городом его устроителями, с самого начала обусловили наличие в О. восточного колорита, который постепенно нарастал. Уже при официальной закладке города присутствовали представители казахской и башкирской верхушек. Башкиры и тептяри постоянно привлекались в качестве рабочей силы при его строительстве и благоустройстве. Первый начальник Оренбургской экспедиции И.К.Кирилов (1695–1737) для более успешных сношений с мусульманскими народами имел при себе личного имама Мухаммад-джана б. ал-Хусайна и личного толмача мирзу Кутлуг-Мухаммада б. Тавкила (он же генерал-майор Александр Иванович Тевкелев — переводчик Коллегии иностранных дел, 1675–1766), при котором также состоял свой личный имам Ибрагим б. Мухаммад-Туляк б. Бик-Мухаммад (ум. в 1761 г.).
С именем И.К.Кирилова связано и создание в городе первых правительственных учебных заведений для «азиатов». В 1735 г. он открыл в первоначальном О. (ныне там расположен г. Орск) «арабскую» и «калмыцкую» школы, которые имели целью, во-первых, готовить из башкир, татар, казахов, калмыков столь необходимые властям административные кадры со знанием восточных языков, а во-вторых, содействовать тому, чтобы местные народы «христианский закон приняли». Школы просуществовали до 1741 г.
Впоследствии школьный опыт И.К.Кирилова вместе с его двуединой концепцией подготовки из «инородцев» соответствующих «правительственным видам» чиновников и христианизации местных народов в О. был более или менее успешно многократно повторен. Так, в 1850 г. МВД открыло для детей казахской верхушки специальную семилетнюю школу при Оренбургской пограничной комиссии. Воспитанников полагалось 30, а с 1859 г. 40 человек. Школа оставила значительный след в истории и культуре казахского народа. В ней, например, обучался известный просветитель Ибрай Алтынсарин (1841–1889), имя которого носит ныне в О. одна из улиц.
В 70-е же годы ХIХ в., когда в новообразованном Оренбургском учебном округе в противовес многочисленным мактабам и мaдрaсaм правительство стало активно насаждать русско-национальные школы, для подготовки педагогических кадров из местного населения в О. разместили две четырёхгодичные учительские школы. В 1877 и 1889 гг. туда были переведены соответственно из Уфы и Орска татаро-башкирская и киргизская (казахская) учительские школы, которые стали настоящими кузницами педагогических кадров для башкир, татар, казахов и других народов. Именно поэтому в 1889 г. первая из них была закрыта. Официальное разъяснение гласило, что она не выполнила возложенной на неё задачи «способствовать распространению между татарами-мусульманами образования в русском духе и сближать их с русской народностью». Всего к этому времени татаро-башкирская учительская школа успела выпустить 88 учителей. Школа же для казахов была сохранена. До конца ХIХ в. её окончили 93 человека.
Сразу же после основания О. там началось преподавание восточных языков для русских. В 1744 г. при местном пограничном учреждении начала работу школа «татарских учеников». В неё из детей военных чиновников ежегодно набирались десять учеников, которые главным образом обучались русскому, арабскому и «татарскому» языкам. В 1825 г. её функции переняло созданное по линии военного ведомства Оренбургское военное училище имени И.И.Неплюева. Оренбургская администрация ставила перед ним ещё и задачу «способствовать сближению азиатцев с русскими, внушить первым любовь и доверие к русскому правительству». Поэтому наряду с детьми русских офицеров и чиновников в училище принимались и дети башкирских, татарских и казахских баев и старшин. Только в 1866–1874 гг. после преобразования в военную гимназию восточные языки, как и азиатский контингент воспитанников, окончательно исчезли из Оренбургского кадетского корпуса.
Неплюевский кадетский корпус оставил заметный след в культурной жизни края. Несомненна его заслуга в распространении научных знаний среди местных мусульман и подготовке светской национальной интеллигенции. Салихжан Кукляшев (1811–?), Мирсалих Бекчурин (1792–1872), Мартемъян Иванов (1812–?) как первые башкирские и татарские просветители сформировались в стенах именно этого учебного заведения. В 1852–1860 гг. здесь обучался Мухаммад-Салим Уметбаев (1841–1907), крупный башкирский поэт-просветитель, учёный-энциклопедист.
В дальнейшем задача удовлетворения специфической потребности администрации Оренбургского края в кадрах была возложена на Оренбургскую военную прогимназию, созданную в 1868 г. Для подготовки переводчиков с восточных языков при ней создали специальное отделение на 40 человек. Ученики переводческого отделения с третьего класса начинали знакомиться с татарским и персидским языками. После окончания прогимназии они изучали эти языки ещё два года и получали аттестат на звание переводчика. Но отделение переводчиков просуществовало всего шесть лет.
Такой же утилитарный характер носило преподавание татарского языка и в Оренбургском духовном училище с самого начала его основания в 1860 г. Но епархиальное начальство в отличие от военного преследовало при этом чисто миссионерские цели: будущие церковнослужители должны были быть в состоянии полемизировать с приверженцами ислама на их родном языке. С этой же целью в 1884 г. в программу новообразованной Оренбургской духовной семинарии ввели помимо татарского изучение арабского языка, а также «истории мусульманства».
Понятно, что такие казённо-чиновничьи попытки преподавания восточных языков не привели к созданию в О. собственной школы востоковедения, как, например, в Казани, Петербурге или Ташкенте. Более или менее продолжительно жившие и успешно творившие в городе известные учёные-ориенталисты и этнографы: братья Ханыковы — Яков Владимирович (1818–1862) и Николай Владимирович (1819–1878), служившие гражданскими чиновниками (первый в 1849–1855 гг. был оренбургским губернатором, второй с 1839 по 1842 г. занимал должность чиновника особых поручений при оренбургском военном губернаторе, в 1857 г. избран членом-корреспондентом Академии наук), В.В.Григорьев (1816–1881), состоявший с 1851 по 1862 г. на службе в Оренбургской пограничной комиссии (позже он стал профессором Санкт-Петербургского университета и членом-корреспондентом Академии наук), Н.И.Ильминский (1822–1891), в 1858–1861 гг. — переводчик Оренбургской пограничной комиссии (в 1870 г. избран членом-корреспондентом Академии наук), В.В.Вельяминов-Зернов (1830–1904), прикомандированный в начале 1850-х гг. Азиатским департаментом МИД к оренбургскому и самарскому генерал-губернатору (с 1890 г. почётный член Академии наук), С.Г.Рыбаков (1867–1921) и др. к работе в вышеперечисленные учебные заведения не привлекались.
Помимо опосредованных методов влияния на местных мусульман через русскоязычные школы и чиновников со знанием восточных языков правительство не чуралось и прямого вмешательства во внутреннюю жизнь подвластных восточных народов. В эпоху правления Екатерины II в столичных кругах возникла идея установления контроля над религиозной жизнью мусульманских подданных путем установления контроля над их религиозными учреждениями и привлечения на сторону правительства служителей мечетей. Этапным, а также умным и эффективным шагом на пути практического осуществления этих замыслов стало создание в 1789 г. Уфимского (в 1796 г. переименовано в Оренбургское) духовного магометанского закона собрания (с 1846 г. — Оренбургское магометанское духовное собрание), которое в 1796–1802 гг. пребывало в О.
Инициатор учреждения высшего центрального органа по управлению российскими мусульманами Уфимский наместник (затем Уфимский и Симбирский генерал-губернатор) барон О.А.Игельстром (на должностях в 1784–1793) исходил при этом из удачного опыта сотрудничества своих предшественников с некоторыми татарскими муллами, среди которых печально прославились и первые оренбургские имамы и ахуны — личные муллы мирзы Кутлуг-Мухаммада Тевкелева и И.К.Кирилова Ибрагим б. Мухаммад-Туляк (в народе известен был как Батча-ахун) и особенно будущий первый российский официальный муфтий М.Хусаинов.
О первом из них известно немногое. Так, по сведениям Р.Фахретдинова, Батча-ахун был родом из одной из деревень близ Уфы. Ш.Марджани писал, что он носил также титул муфтийя и на его огромного (на манер бухарских казийев и муфтийев) размера личной печати было начертано «Ибрагим ибн Мухаммад ал-Муфтий». В некоторых русскоязычных источниках ахун К.Тевкелев упоминается под фамилией Бутчуев или Габдрахманов.
Страницы же биографии М.Хусаинова более известны. Среди современников он слыл достаточно сведущим в религиозных вопросах человеком. Но Ш.Марджани и Р.Фахретдинов, ознакомившись с документами, вышедшими из-под его пера, писали о поверхностности суждений первого муфтийя и оценивали уровень его образования ниже некоторых других местных религиозных авторитетов. Первый муфтий, несомненно, обладал незаурядными дипломатическими способностями и был твёрдым сторонником русской государственности. Хотя его склонность к авторитаризму и взяточничеству при определении на духовные должности, а также к авантюризму и роскоши доставили немало забот местной и столичной администрации, М.Хусаинов в целом оправдал возложенные на него надежды. С его помощью царскому правительству удалось успешно начать непростой процесс «огосударствления» российского ислама со всеми его положительными и отрицательными последствиями для самих мусульман и властей.
Неслучайно поэтому преемником М.Хусаинова на посту председателя Духовного собрания по рекомендации оренбургского военного губернатора П.К.Эссена (на должности в 1817–1830) Александр I своим указом от 30 сентября 1825 г. утвердил снова ахуна и имам-хатиба из О.Габдессаляма Габдрахимова (‘Абд ас-Салам ибн ‘Абд ар-Рахим ал-Бугулмави). Освободившуюся же должность имама первой городской соборной мечети занял старший сын новоиспеченного муфтийя Габдуррауф (‘Абд ар-Ра’уф, 1805–1881), а затем сын последнего Хабибулла (Хабиб Аллах, 1831–1863).
При инициаторе Оренбургского муфтийата О.А.Игельстроме в О. возникли и первые официальные исламские институты. 4 июня 1786 г. Екатерина II предписала ему начать в городе строительство мечети с мaдрaсой и Гостиного двора на казённый счет. Имамов и мударрисов рекомендовалось выписать из казанских мулл по соглашению с казанским наместником кн. П.С.Мещерским. В 1789 г. мечеть со школой в Оренбургском меновом дворе уже начала функционировать. 17 сентября этого года по указу наместника первым имамом был назначен Абу Йазид ибн Уразман, уроженец д. Думай, мударрисом — хаджжи Мухаммад ибн Шахид из д. Кубалак Белебейского уезда, муэдзином (от араб. му’аззин) — ‘Абд ар-Рахман ибн ‘Абд ал-‘Азиз, житель Сеитовского посада. Всего же по штату в мечети полагалось быть одному имам-хатибу, двум имамам, двум муэдзинам и одному мударрису с казённым содержанием.
В 1825 г. для мечети было выстроено каменное (вместо деревянного) здание. Оренбургская мечеть, по мнению властей, должна была стать наглядной демонстрацией религиозной толерантности российского правительства. Этим надеялись, прежде всего, привлечь на свою сторону беспокойных казахов. Кроме того, для «удержания киргизов в верности к нам и к удалению их от набегов и хищничества в границах наших» Екатерина II предписывала О.А.Игельстрому направить в казахские степи татарских мулл «из верных людей», соответственно проинструктировав и вознаградив их за «труды».
Таким образом, О. вместе с г. Троицком, основанным в 1744 г. первоначально также как крепость на границе «со степью», был придан статус центра пропаганды «официального» ислама. Результат был двоякий. Первоначально происламские мероприятия местной и столичной администрации, несомненно, способствовали росту пророссийских настроений в казахском обществе. Но, с другой стороны, «верные» татарские муллы тихо и почти незаметно для властей провели масштабную кампанию по вторичной «исламизации» казахов, что они прежде уже проделали с башкирами. «Народный» ислам казахских степей постепенно уходил в небытие. На его место заступал «книжный» ислам, который, как показала в дальнейшем история, не всегда желал идти в фарватере правительственной политики.
Видимо, неслучайно поэтому правительственные круги не спешили с увеличением официальных учреждений ислама в стране, в том числе и в О. Хотя первая соборная мечеть непосредственно внутри города появилась очень скоро — в 1803 г., материальная поддержка со стороны казны при этом была минимальной. Она была выстроена в основном на средства иноземного купца по имени Иш, который, по преданиям, был первым предводителем торгового каравана, приехавшего из Бухары в О. С 1805 г. переулок, в котором разместилось первое в городе-крепости мусульманское культовое сооружение, стал называться Мечетским.
Только спустя полстолетия в городе появляется вторая казённая мечеть, по величественной архитектуре превосходящая все другие мусульманские культовые сооружения края и способная, по словам современника, «достойным образом занять место между мечетями Константинопольскими». На этот раз она предназначалась для башкир и являлась частью «общественного башкирского постоялого двора или караван-сарая».
Административно-архитектурный комплекс Караван-Сарай был построен в 1838–1844 гг. по инициативе одного из самых оригинальных и деятельных оренбургских правителей В.А.Перовского (1795–1857, на должности в 1833–1842 и 1851–1857) по проекту выдающегося русского архитектора А.П.Брюллова (1798–1877) и сразу же стал архитектурной жемчужиной и символом О. Воздвижение каменной Войсковой соборной мечети в составе Караван-Сарая необходимо, считал военный губернатор, «дабы дать приезжающим сюда мусульманам все средства к точному соблюдению и исполнению обрядов их исповедания».
Удивительная по красоте мечеть с куполом составляла центр комплекса, а построенный как самостоятельное сооружение почти 40-метровый минарет завершал композицию Караван-Сарая. Содержание мечети и её служителей брало на себя государство. Такое положение сохранилось и после роспуска Башкирско-мещеряцкого войска в 1863–1865 гг. и незаконной передачи башкирского «народного дома» под размещение гражданских губернских учреждений, хотя новым оренбургским властям очень не нравилось соседство с мусульманским культовым сооружением. Но инициативы местных властей о переносе Караван-Сарайской мечети в другое место поддержки не получили. «Правительственная» мечеть должна была, по мнению Петербурга, как и раньше, символизировать «своим» и зарубежным мусульманам, что Российское государство, «пекшееся о благосостоянии народа всех вер, исповедуемых в империи, заботится о благосостоянии храмов их, желая, чтобы каждый подвизался правилам своей религии, как источник добрых дел». В 1873 г. имамом Караван-Сарайской мечети и её более чем трёхтысячных верующих стал, наконец, Сулейман Даутов, постановление об избрании которого местные чиновники не утверждали с 1867 г.
Возникшее в основном в результате административных мер оренбургское исламское сообщество затем постепенно набрало силы, чтобы стать достаточной и саморазвивающейся системой. Благоприятную среду для его развития создавала прежде всего широкомасштабная «восточная» торговля через О. с Казахстаном и Средней Азией, усиленно поддерживаемая правительством. Уже в 1744 г. для «азиатской коммерции» в городе начал функционировать Гостиный двор, а в южном его предместье, на так называемой Бухарской стороне, было определено место под Меновой двор. Осенью того же года в город прибыли первые торговые караваны «хивинцев», как тогда называли купцов из Средней Азии. После построения в 1749–1754 гг. новых комплексов Менового и Гостиного дворов приток среднеазиатских, особенно хивинских, купцов, которые по «Привилегиям», данным О. императрицей Анной Иоанновной, имели существенные торговые льготы, значительно усилился.
Широкие торговые связи О. с восточными странами имели далеко идущие последствия для «российского» ислама и его учреждений во всем огромном регионе от Поволжья до Туркестана. Прежде всего мусульманские народы внутренней России через Оренбургские (и Троицкие) караванные пути воссоздали устойчивые интеллектуальные связи с историческими центрами «классического» ислама, прерванные после покорения в середине ХVI в. Казанского, а несколько позже Астраханского и Сибирского ханств. С начала весны до глубокой осени многочисленные караваны из Бухары, Самарканда, Хивы, Ташкента и других городов Средней Азии привозили в О. не только различное сырье (хлопок, шелк, сырая кожа, драгоценные металлы, фрукты и т.д.) и товары массового спроса, но и в большом количестве рукописную религиозную и светскую литературу, а нередко и квалифицированных мударрисов, которые потом растекались по российской глубинке.
Обратно же караваны, нагруженные в основном русскими промышленными изделиями и хлебом, увозили немало татарских и башкирских шакирдов для дальнейшего обучения в знаменитых Бухарских и Самаркандских мадрасах; многие из них лет через пятьдесять снова на верблюдах проделывали обратный путь на родину для наставления своих сородичей в свете истины ислама. Вплоть до конца ХIХ в. в Урало-Поволжском регионе дамуллы (так обычно называли в народе руководителей религиозных общин со среднеазиатским образовательным цензом) пользовались, как правило, огромным авторитетом и определяли во многом направление духовной жизни местного мусульманского общества.
Другим важным следствием активной торговли с восточными странами через О. для судеб не только городского, но и всего «российского» ислама было формирование национального купечества. Так как русские купцы в силу языковых и конфессиональных барьеров первоначально не могли непосредственно осуществлять свои торговые операции с «азиатами», посредниками между ними выступили татарские купцы. Сначала это были жители Сеитовского посада (известен также как с. Каргала по названию реки, при которой расположен был этот населённый пункт), основанного правительством почти одновременно (в 1745 г.) с О. в 18 верстах от него специально для активизации внешних коммерческих связей России с казахами и мусульманскими ханствами. Затем в городе появились «свои» купцы из мусульман, например из тех же сеитовских татар. Известный пример — купцы братья Хусаиновы, нажившие свои миллионы в меновой торговле с казахами.
Ещё одним каналом пополнения рядов национальной буржуазии было развитие в Оренбургском крае золотодобывающей промышленности. С 1831 г., когда власти разрешили частную разработку россыпей, некоторые татары и башкиры также сумели успешно наладить приисковую добычу драгоценных металлов. Наиболее преуспевающими среди них были миллионеры братья Рамеевы.
Непосредственным результатом развития восточной торговли через О. и роста деловой активности национальной буржуазии был рост количества и удельного веса мусульман среди его населения. Так, в 1868 г. в нём проживало уже 4623 человека, исповедовавших ислам, что составляло 13,47% всех горожан (см. табл.). К 1897 г. доля мусульман возросла до 18,31%. А в 1911 г. татар, башкир, казахов и представителей других мусульманских народов в городе насчитывалось уже 311 598 человек, т.е. более четверти оренбуржцев являлись последователями исламского вероучения. В начале ХХ в. О. по численности мусульман был вторым городом после Казани во всем Урало-Поволжском регионе.
Красноречивым показателем роста внутренних сил местного мусульманского общества явилось строительство в О. новых исламских институтов. Всплеск произошёл в 1-й половине 80-х гг. позапрошлого столетия, когда во второй части города в строй вступили сразу три новых мечети: третья соборная в 1881 г. на Степной улице вблизи Конно-Сенной площади или Конного базара, четвёртая и пятая соборные в 1885 г. на Николаевской площади и Кинкеевской улице. Шестая и седьмая соборные мечети появились соответственно на Гостинодворской и Никольской улицах в 1890 и 1908 гг. При всех вновь открытых городских мечетях сразу же начали функционировать и коранические школы. К 1912 г. в семи мусульманских приходах О. богослужение отправляли пять имам-хатибов, пять имамов, два муллы и семь муэдзинов.
В начале ХХ в. мусульмане О. стали активнее включаться в общественную жизнь города и создали первые светские общественные учреждения. Так, 19 июля 1906 г. был зарегистрирован устав Оренбургского мусульманского благотворительного общества, вскоре образовалось Оренбургское мусульманское женское общество. При первом из них существовали бесплатная библиотека-читальня и пять начальных школ. В мае 1906 г. учитель русского языка Илъяс Кудашев (Кудашев-Ашкадарский, 1884–1942) организовал в О. первую татарскую профессиональную театральную труппу, через год Махмуд Марджани — первую частную массовую библиотеку для мусульман, а ещё через год Багбустан-ханум Мукминова — первую частную среднюю школу для мусульманок, которая именовалась «Багбустанийа».
Оренбургские мусульмане активно участвовали в выборах в Государственную думу и сумели провести в ее состав несколько своих представителей. В четырех созывах дореволюционного российского парламента по числу депутатов мусульмане Оренбуржья порой почти на равных соперничали с единоверцами из других регионов. В Первой Думе из 22 мусульманских депутатов двое были из Оренбургской губернии (М.-З.Рамеев и Шахшариф Матинов или Мутинов), во Второй Думе из 36 — трое (Гайса Еникеев, 1864–1931, Гани Шахбал Сайфутдинов и Хайрулла Усманов, 1847–1907), в Третьей Думе из 10 — один (Джигангир Багбустанийа) и в Четвёртой Думе из 7 — один (снова Г.Еникеев). Мусульманская элита О. (например, Фатих Карими, М.-З.Рамеев) была также в числе ведущих участников первых четырёх общероссийских съездов мусульман, состоявшихся в 1905–1914 гг. в Нижнем Новгороде и Санкт-Петербурге.
С открытием в 1913 г. земских учреждений в Оренбургской губернии немало представителей национальной интеллигенции включились в их деятельность. Так, в 1915 г. при непосредственном их участии было произведено первое статистическое обследование мусульманских школ Оренбуржья, результаты которого преподаватель математики и истории в мадрасе «Хусайнийа» И.М.Бикчентаев (1889–1937) через год опубликовал в О. в виде отдельной книги под названием Оренбург валайатендэ мэктэблэр («Мектебы Оренбургской губернии»).
Исламские учреждения и покровительствующий им национальный, преимущественно татарский, капитал, сосредоточенные в О., были первоначально в целом пророссийски ориентированы и далеки от народной жизни и политики. Положение кардинально изменилось во 2-й половине 80-х гг. ХIХ в., когда после присоединения Туркестана и построения в 1874–1877 гг. Самаро-Оренбургской и в 1901–1904 гг. Оренбургско-Ташкентской железных дорог татарские купцы потеряли свои былые преимущества в восточной торговле и стали постепенно оттесняться на второй план.
Другим побудительным мотивом культурно-политической активизации национальных религиозно-деловых кругов стало усиление в пореформенный период великодержавно-имперских тенденций во внутренней политике российского правительства, что грозило подорвать устои духовно-религиозной самобытности мусульманских народов.
У истоков реформаторского движения, вошедшего в историю под названием джадидизма, в Оренбургском крае выступили купцы братья Хусаиновы: Ахмед (1837–1906), Гани (1839–1902) и Махмуд (1839–1910). С конца 80-х гг. ХIХ в. они начали постепенно ограничивать свою деятельность в Казахстане и Средней Азии и ориентироваться на внутрироссийский и даже западноевропейский рынки. Ещё в 1873 г. головная контора их фирмы была переведена в О., а в 1892 г. в город на постоянное жительство переехал сам Гани-бай. Отделения фирмы «Ахмад Хусаинов и братья» появились в Казани, Москве, Нижнем Новгороде, Берлине.
Тем не менее выдерживать жёсткую конкуренцию с инонациональной буржуазией им становилось всё труднее. Это заставило братьев Хусаиновых искать причины своих неудач в особенностях внутриобщинной жизни своих сородичей, прежде всего в оторванности их национально-религиозных учреждений от изменившихся запросов современности. Путём щедрых финансовых инвестиций они постарались их модернизировать.
Памятник себе при жизни поставили братья Хусаиновы, построив в О. ещё один крупный исламский религиозно-просветительский комплекс — городскую соборную мечеть (шестая по счету) с мaдрaсой, названной в честь устроителей «Хусайнийа». Добиться разрешения на её строительство в той части города, которая не являлась традиционным местом заселения мусульман, стоило татарским купцам большого труда. Местные власти настаивали, чтобы здание мечети не выступало на Гостинодворскую улицу и не влияло на архитектурный облик города. Видимо, поэтому городскому зодчему Корину пришлось в своём проекте сочетать европейские и восточные архитектурные традиции. В частности, круглый минарет мечети очень напоминает звонницу христианских храмов. Такой эклектизм лишил постройки Хусаиновых легкости и внешнего изящества. Выразительности им явно не хватает, особенно на фоне шедевра А.П.Брюллова — Караван-Сарая.
Хотя официальные бумаги были готовы ещё в 1882 г., строительство здания Хусаиновской мечети затянулось до конца 1890 г. Трёхэтажное каменное помещение мадрасы было сдано в эксплуатацию в 1905/1906 учебном году. Первым имам-хатибом мечети и мударрисом мадрасы стал Габдулгалим Давлетшин, выпускник известной мадрасы в д. Кышкар Казанской губернии. Религиозный комплекс и его персонал материально были обеспечены двухсоттысячным капиталом — вакуфом, а для работы в мадрасе приглашены лучшие интеллектуальные силы. В начале ХХ в., например, в числе мударрисов «Хусайнийи» были такие масштабные мыслители, как Р.Фахретдинов, М.Бигиев, Закир Кадыри (1878–1954). Неслучайно поэтому школа Хусаиновых в О. была одной из лучших во всей стране и задавала тон в обновленческом движении российских мусульман.
Мощный импульс, данный Гани-баем и его сторонниками делу народного просвещения, вскоре принес свои плоды. Так, в начале ХХ в. в О. уже половина примечетских школ были реформированными. К 1 января 1912 г. при оренбургских мечетях функционировали восемь мужских учебных заведений: два новометодных мактаба, две новометодные мадрасы, а также три мактаба и одна мадраса, работавшие по старинке. В них трудились 37 светских учителей, которые обучали в общей сложности 1049 шакирдов.Особую энергию на пути к обновлению из братьев Хусаиновых проявлял хаджжи Гани-бай, который, по существу, возглавил дело перестройки мактабов и мадрас всего края. Он, в частности, положил начало подготовке педагогических кадров для реформированных начальных школ. В 1897–1898 гг. в О., а в 1899–1901 гг. в его предместье, в Сеитовском посаде по инициативе Г.Хусаинова и на его средства работали первые в Оренбуржье летние четырёхмесячные педагогические курсы, ознакомившие до их полицейского разгрома 16 июня 1901 г. с новейшими педагогическими методами более 300 учителей мактабов. И после окончания курсов мугаллимы (араб. му‘аллим) получали материальную и моральную помощь Гани-бая. В последние годы жизни на открытие мактабов и подготовку учителей он тратил ежегодно до 40 тыс. руб. По словам самого мецената, за 1897–1902 гг. в Оренбургском крае при его участии заработали около 100 мужских и до 20 женских новометодных школ.
Второе реформаторское крыло в О. оформилось вокруг братьев Рамеевых — Мухаммад-Шакира (1857–1912) и Мухаммад-Закира (литературный псевдоним Дэрдмэнд — «Опечаленный», 1859–1921), которые основным средством придания местному мусульманскому обществу утраченного динамизма выбрали книгоиздательское дело и журналистику. На этом пути бесценными помощниками им стали отец и сын Гильман и Мухаммад-Фатих Каримовы.
Летом 1899 г. хаджжи Гильман-ахун (1841–1902) оставил должность имама в д. Минлебай Бугульминского уезда Самарской губернии, которую он прилежно исполнял с 1870 г., и переселился со своей многочисленной семьёй (жена, три сына и три дочери) в О. Преодолев немалые административные препоны, он 28 ноября 1900 г. при материальной и моральной поддержке братьев Рамеевых и Гани-бая Хусаинова открыл первую в городе и крае в целом национальную типографию, поручив руководство ею своему старшему сыну Мухаммад-Фатиху. До своей скорой трагической кончины от удара молнии 6 июня 1902 г. Гильман-ахун успел выпустить в свет 27 названий книг общим тиражом 52,4 тыс. экз. Затем типографию унаследовал его сын Мухаммад-Фатих.
М.-Ф.Каримов (Фатих Карими, 1870–1937) оставил глубокий и яркий след в истории всего российского мусульманства. К моменту переезда в О. он был уже сложившимся джадидистом и имел солидное образование: после окончания традиционного курса мадрасы в г. Чистополь в течение года в Уфе получал частные уроки у дяди — родного брата своей матери Магъсумы — Р.Фахретдинова, после чего в 1892–1896 гг. обучался в Турции в специальной школе по подготовке государственных служащих г. Стамбула (mülkiye ğali mektebi), по окончании которой два года проработал учителем в д. Дарагуй в Крыму. Когда в марте–апреле 1899 г. М.-Ш.Рамеев отправился в путешествие по Европе для ознакомления с новейшими достижениями науки и техники, М.-Ф.Карими был его спутником и переводчиком.
В 1899-1900 г. в Москве и Петербурге М.-Ф.Карими по желанию отца и, видимо, по совету знаменитых золотопромышленников знакомился с опытом работы крупнейших издательств (в частности, Илъяс мирзы Борагинского, 1852 — конец 20-х гг. ХХ в.) и редакций газет и журналов, а также окончил бухгалтерские курсы. Он был бессменным заведующим педагогических курсов, организованных Гани-баем в О. и Каргалах. В 1899–1900 гг. были опубликованы первые его реалистические рассказы Бер шэкерт илэ бер студент («Шакирд и студент») и Жиhангир шэкертнен авыл мэктэбендэ укуы («Учёба махдума Джихангира в сельской школе»), в которых он пропагандировал идеи культурного обновления мусульманских народов, вскрывал пороки архаичных примечетских школ. В это же время увидели свет и первый учебник М.-Ф.Карими по всеобщей географии, а также его книга о роли женщины в семье и обществе под названием Хатынлар вазифасы («Обязанности женщин»), переведённая с турецкого.
Приняв отцовскую типографию, М.-Ф.Карими получил новые возможности для реформаторской деятельности. До начала первой русской революции, несмотря на значительные финансовые и иные трудности, общее количество выпущенных его типографией книг перевалило за 50. Среди них были учебники, художественная литература и другие издания на актуальные темы современности. Перу самого владельца принадлежали повести и рассказы: Яшь фикер илэ карт фикер («Старая и новая мысль»), Телсез хатын («Немая женщина») и др., а также учебники и большое количество переводных сочинений (в частности, очень популярная среди читателей серия книг под названием «Народы мира» на основе работ Ф.Ф.Пуцыкевича). В 1906 г. М.-Ф.Карими, воспользовавшись наступившими по Манифесту 17 октября 1905 г. политическими свободами в стране, преобразовал своё издательство в Товарищество «Каримов, Хусаинов и К°» (зарегистрировано 30 декабря 1906 г.) и посвятил себя целиком журналистской работе.
Компаньоны же его («полными товарищами» выступили сын Махмуд-бая Хусаин Хусаинов и Мухаммад-Гарай Файзуллин) значительно расширили предприятие, закупив новое оборудование и машины. В октябре 1908 г. открылся филиал типографии в Уфе. Возросшие мощности Товарищества позволили его владельцам существенно расширить своё присутствие на рынке: в типографии стали печатать не только книги, но и ведущие периодические издания зародившейся национальной печати, в частности, журналы Чукеч («Молот»), Иктисад («Экономика»), Шура («Совет»), газету Вакыт («Время») и даже некоторые русские ежедневные газеты и журналы. В 1914 г., после того как М.-Ф.Карими вышел из числа учредителей Товарищества, оно было преобразовано в Торговый дом. По неполным данным, за 1903–1917 гг. детище М.-Ф.Карими выпустило 357 названий книг общим тиражом свыше 930 тыс. экз. Номенклатура изданий была созвучна, что неоднократно вызывало нарекания властей.
После революции 1905–1907 гг. в О. появились ещё три национальные типографии. Первую из них 5 декабря 1906 г. открыл старший сын Гани-бая, занимавший с 10 марта 1899 г. должность имама первой городской соборной мечети Мухаммад-Вали Хусаинов. Новая типография была задумана, прежде всего, для печатания журнала самого владельца Дин ва магишат («Религия и жизнь»). Но очень скоро она приступила и к изданию книг с коммерческой целью. Согласно идейным воззрениям хозяина, выпускалась преимущественно клерикальная литература, хотя иногда по заказу прогрессивных издателей печатались и полезные народу сочинения. Всего до начала 1918 г. в типографии М.-В.Хусаинова были выпущены 104 книги тиражом свыше 175 тыс. экз.
Третью типографию заложили в 1909 г. братья Рамеевы. Помимо собственных средств массовой информации — газеты Вакыт и журнала Шура — оренбургские меценаты-золотопромышленники активно стали выпускать и книжную продукцию. Всего до 1917 г. ими было отпечатано 116 названий книг тиражом свыше 320 тыс. экз. Уже первая книга, выпущенная в типографии газеты Вакыт (так официально именовалось печатное предприятие Рамеевых), была пронизана новаторскими идеями и посвящалась биографии пророка Мухаммада в изложении Р.Фахретдинова. Ещё одно небольшое книгоиздательское товарищество Заман («Эпоха»), учредителями которого выступили Ахмед Байтурсунов и Мир-Якуб Дулатов, было зарегистрировано в О. в конце 1913 г.
Таким образом, в начале ХХ в. О. стал одним из центров российского книгоиздания на восточных языках. Однако по количеству печатной продукции он далеко уступал другим традиционным центрам восточной печати. Например, в 1910 г. всего в городе было отпечатано 33 названия книг, в то время как в Казани 323, т.е. почти в десять раз больше.
В это время О. превратился и в средоточие национальной периодической печати, которая зародилась там на волне первой русской революции. По общему количеству газет и журналов, выпущенных до 1917 г., он с десятью журналами и тремя газетами занимал четвёртое после Баку (по 25 журналов и газет), Казани (соответственно 10 и 12) и Петербурга место в стране. А вот по качеству оренбургская пресса значительно превосходила другие и нередко задавала им направление и тон. В этом отношении выделялись прежде всего газета Вакыт и журнал Шура.
Газета Вакыт просуществовала с 21 февраля 1906 по 26 января 1918 г. Всего вышло 2309 её номеров. Сначала она выходила два-три раза в неделю, а с 1 января 1913 г. стала ежедневной. С момента основания бессменным редактором Вакыт был М.-Ф.Карими, которого в сентябре 1917 г. сменил Ярулла Вали. С осени 1906 г. до конца 1907 г. вторым редактором газеты был Р.Фахретдинов. По самобытности своих взглядов Вакыт и Тарджеман И.Гаспринского обращали на себя внимание среди других изданий мусульман России. Но если Тарджеман придерживалась общетюркского и официального направления, то Вакыт была преимущественно оппозиционным изданием, особенно ратующим об интересах мусульман Урало-Поволжья. Основательность суждений, солидный и сдержанный стиль вкупе с хорошим полиграфическим оформлением обеспечивали газете широкую популярность. В 1910 г. тираж её достигал 3600 экз., в то время как тиражи самых читаемых газет Казани, Йолдыза («Звезда») и Байан ал-хакк («Глашатай истины»), были намного меньше (соответственно 2400 и 1400 экз.). Ареал распространения газеты Вакыт простирался от Петербурга до Туркестана.
Журнал Шура (объёмом в 36 с.) выходил по инициативе и на деньги Рамеевых регулярно ровно 10 лет — с января 1908 по январь 1918 г., раз в две недели. Издатели пригласили на должность редактора знаменитого Р.Фахретдинова, обещая ему неограниченную свободу действий. Понимая, что такой подарок судьбы бывает лишь раз в жизни, учёный согласился и без колебаний оставил почётный пост заседателя (кази/кади) Оренбургского духовного собрания.
Риза-кази сразу же сумел придать журналу историко-научный характер и сделать его ареной споров и обмена мнений по насущным вопросам современности. Участие лучших интеллектуальных сил (Г.Баруди, З.Камали, Р.Ибрагимов, М.Бигиев, Гаяз Исхаки, Юсуф Акчура, Ахмед-Заки Валиди, Джамалутдин Валиди и др.) и прочная материальная база обеспечивали журналу чрезвычайную информативность во всех сферах общественной жизни. Неслучайно поэтому он заслуженно приобрёл известность как неофициальная национальная энциклопедия. В 1910 г. тираж Шуры равнялся тиражу еженедельной газеты Тарджеман и составлял 1500 экз.
Кроме татароязычной, в О. зародилась также казахская национальная пресса. Первой ласточкой была газета Казак («Казах»), которая начала выходить 2 февраля 1913 г. Издавало её Акционерное товарищество «Азамат», однако официальным издателем числился Ахмед Байтурсунов — выпускник Оренбургской киргизской учительской школы. В становление газеты много сил отдал её редактор Мустафа Уразаев, по национальности татарин.
Оренбургская национальная пресса прославилась не только своей новизной и прогрессивностью. Наряду с Вакытом, Шурой, Чукечом («Молот» — иллюстративно-юмористический журнал, издававшийся в 1906–1910 гг. Тимершой Соловьёвым, 1875–1926, под его редакцией), Кармаком («Крючок» — двухнедельный сатирический журнал, выходивший с начала 1914 г. по осень 1917 г.) и пр. в городе выходил также еженедельный журнал Дин ва магишат, скандально прославившийся своими обскурантскими материалами. Он издавался с апреля 1907 г. по январь 1918 г. Товариществом Оренбургских и Каргалинских имамов, хотя официальным издателем значился имам первой соборной мечети М.-В.Хусаинов — выпускник мадрас д. Кышкар и Медины.
Дин ва магишат (некоторое время публиковался под названием Дунйа ва магишат — «Мир и жизнь») был единственным органом местных «правоверных», «старозаветных» мусульман, откровенно боровшихся против большинства «нововведений» в религиозной и общественной жизни российских мусульман. Как таковой он нашёл довольно широкий круг читателей. В 1910 г. его тираж равнялся 800 экз., т.е. превосходил тиражи таких известных изданий, как Казан мухбире («Казанский вестник», 500 экз.) и Бурхану таракки («Доказательство прогресса», также 500 экз.) из Астрахани. Справедливости ради надо отметить, что иногда в журнале помещались и статьи некоторых известных джадидистов (М.Бигиев, З.Камали и др.).
В целом эпоху революций и гражданской войны оренбургское мусульманство встретило как зрелая, динамично развивающаяся система и в полном расцвете сил. Благодаря деятельности таких неординарных личностей, как братья Хусаиновы и Рамеевы, Р.Фахретдинов и его старший сын Габдуррахман (1887–1937), М.-Ф.Карими, Габдулбари Баттал (1883–1969), Бурхан Шараф (1883–1942), Дж.Валиди, Т.Соловьев, Шаехзада Бабич (1895–1919) и др., оно обладало, пожалуй, одним из самых лучших в стране материальным и интеллектуальным потенциалом, способным влиять на общественную жизнь и практику не только Урало-Поволжья, но и Казахстана и Туркестана. Мусульманская элита города внесла неоценимый вклад в модернизацию российского ислама в целом. Достигнутый ею уровень позволил О. и после свержения самодержавия оставаться одним из главных опорных пунктов национально-религиозной жизни края.
В 1917 г. в О. прошли Первый (20–27 июля) и Третий (8–20 декабря) всебашкирские курултаи (съезды), которые определили, а затем утвердили автономию Башкурдистана. Их решениями был создан также самостоятельный башкирский муфтийат. Одновременно с башкирскими в городе работали представительные учреждения казахского народа. В 1920 г. О. был объявлен столицей Киргизской (Казахской) автономной республики. Многие видные представители мусульманской интеллигенции города (М.-Ф.Карими, Ханафи Бакиров, Нурахмад Валишев, Заки Ишаев, Сагит Сунчаляев, Карим Хакимов, Б.Шараф и др.) были командированы в Уфу, Казань, Москву, Бухару, Самарканд, Ташкент, Хиву, а также на зарубежный Восток в качестве преподавателей средних и высших школ, журналистов, работников советских и партийных учреждений, дипломатов и т.д.
В городе возникло значительное количество новых периодических изданий на татарском, башкирском и казахском языках. В 1917–1925 гг. О. по количеству национальных газет и журналов (соответственно 28 и 9) наравне соперничал с Уфой (также 28 газет и 9 журналов), ненамного уступая Казани (соответственно 36 и 16). В конце января 1918 г. Караван-Сарай был возвращён башкирскому народу. В мае 1919 г. в О. открылась школа восточной музыки, директором которой стал П.Я.Цесаркин — преподаватель музыки в «Хусайнийи», а после его кончины в мае 1920 г. — известный татарский композитор Салих Сайдашев (1900–1954).
В 1918 г. на базе «Хусайнийи» открылся учительский институт, который через три года был преобразован в целых четыре института народного образования: Татарский, Башкирский (в одном из зданий Караван-Сарая), Восточный и Киргизский (в состав последнего вошла и Киргизская учительская школа). Позже Татарский и Башкирский институты были преобразованы в педагогические техникумы. В 1921 г. в О. открылось общество изучения Киргизского края, результаты деятельности которого освещались в печатных «Трудах». С 1922 г. в городе заработали рабфаки с татарским и киргизским (казахским) отделениями. В феврале 1926 г. в городе состоялось открытие татарского театра.
Однако в национально-культурной политике советской власти с самого начала прослеживались и задатки будущего национального нигилизма и воинствующего атеизма, которые с конца 20-х гг. стали определяющими. Уже в январе 1918 г. в О. губернским военно-революционным комитетом были конфискованы и национализированы имущества всех национальных типографий, в связи с чем закрылись в числе прочих и флагманы национальной прессы Вакыт и Шура. Автономия башкир не была признана большевиками, и её государственные учреждения были вытеснены из города. После переезда осенью 1925 г. столицы Киргизской республики в г. Перовск (ныне Кзыл-Орда) из него окончательно исчезли национальные органы власти.
По мере укрепления административной системы и тотальной идеологизации государственной машины началось сознательное и планомерное наступление и на культурно-религиозные институты мусульман О., в результате чего их духовная жизнь стремительно угасала. Только за один 1932 г. были закрыты вторая (Караван-Сарайская), пятая и шестая (Хусаиновская) соборные мечети, их помещения стали использоваться в утилитарных целях. В 30-е гг. были снесены постройки Менового двора. Тогда же прекратили своё существование все примечетские школы, как и городская публичная татарская библиотека им. И.Гаспринского. Правда, после Великой Отечественной войны последняя была восстановлена и стала носить имя одного из первых татарских социал-демократов Х.Ямашева.
В 1942 г. в Гостином дворе разместили эвакуированный комбинат шёлковых тканей. Так началось исчезновение в О. ещё одного уникального памятника зодчества, связывавшего его не только с историей, но и с Востоком. Ещё в 1936 г. башкирский народ снова полностью лишился своей национально-исторической святыни — Караван-Сарая, последним «нацменовским» обитателем которого был коллектив башкирского педагогического техникума. В него въехали военные, которых в 1960 г. сменило управление «Оренбург-геология». В 1954 г. здание мечети было перепланировано под планетарий и соединено с минаретом, что не могло не нарушить соразмерность отдельных частей и стройность общего силуэта уникального архитектурно-художественного произведения. В эти же годы закрылся башкирский педагогический техникум, исчезла татарская труппа, существовавшая при областной филармонии.
Таким образом, в течение каких-то 60–70 лет О. утратил роль одного из старейших опорных пунктов мусульманской культуры в стране и снова стал типичным областным российским городом, каким он был в период его основания двести с лишним лет назад. Лишь названия отдельных улиц (Туркестанская, Ташкентская, Степная, Астраханская, Бухарский переулок и т.д.) по-прежнему напоминали о «восточном» его прошлом. Кроме отдельных краеведов-энтузиастов, как, например, Мадина-ханым Рахимкулова (1912–2003), ни одно государственное учреждение серьезно не заботилось о сохранении и научном изучении истории местного ислама и его институтов, не говоря уже об их развитии.
Лишь с началом «перестройки» возникли надежды на возрождение оренбургского мусульманства. Было образовано самостоятельное Духовное управление мусульман Оренбургской губернии во главе с муфтийем Барием Хайруллиным. В 1992–1993 гг. уцелевшие здания мечетей были возвращены верующим. Для подготовки имамов 1 сентября 1991 г. при городской соборной мечети открылась первая мадраса, названная в честь своего славного предшественника «Хусайнийа». В 1993 г. при ней открылось женское отделение.
С 1989 г. Караван-Сарай снова стал доступным для проведения мероприятий национальных общественных объединений (например, Первого курултая башкир Оренбуржья в сентябре 1996 г.), хотя вопросы о полном его возвращении башкирам и реставрации по вине местной администрации затягиваются. К концу 1990-х гг. закончились реставрационные работы в Гостином дворе. С 1991 г. в третьем городском педагогическом колледже стали готовить для начальных классов учителей татарского и башкирского языков. В культурную жизнь города национальный колорит внесли воссозданные татарская, башкирская и казахская газеты Яна вакыт, Караван-Сарай, Айкап, а также Государственный татарский драматический театр. В 1995 г. в О. была создана первая исламская политическая организация — областное отделение общественно-политического движения «Союз мусульман России», которое стало отстаивать интересы местных мусульман на всех уровнях власти, правда весьма робко.
Однако на пути демократизации религиозно-национальной жизни есть ещё немало серьёзных препятствий. Оренбургские мусульмане, как и российские в целом, расколоты. В феврале 1995 г. из Оренбургского духовного управления выделился Бугурусланский муфтийат, который поспешил объявить себя автономным. Наблюдается всевозрастающая политизация исламских учреждений. Городские и областные власти, по существу, игнорируют интересы местных мусульман, а без материальной и моральной поддержки государства оренбургскому мусульманству, скорее всего, не возродиться. С распадом Советского Союза О. снова превратился в пограничный город, что, возможно, вынудит власти повернуться лицом к нуждам башкир, казахов и др. тюрко-мусульманских народов Оренбуржья. Национальные интересы России уже сейчас настоятельно требуют от Москвы дружбы со «степью» и мусульманскими странами. На пути экономического и политического общения с Востоком мультиконфессиональный О. снова может стать российскими «вратами в Азию».
Лит-ра: Ризаэтдин бин Фахретдин. Ахмэд бай. Оренбург, 1910, 1–2; он же. Асар. Җ. 3 // НА УНЦ РАН. Ф. 7. Оп. 1. Д. 12 (старый акт), л. 18а, 20а, 21а, 93, 154, 185, 222, 244; Д. 14 (старый акт), л. 17об., 24об., 28, 31об.; Ш.Мэржани. Мустафад ал-ахбар фи ахвал Казан ва Булгар. Казан, 1989, 205–206, 211–215, 237, 393; И.Рамиев. Вакытлы татар мэтбугаты. 1905–1925. Казан, 1926, 12–14, 20–23, 38–39, 41, 42–44, 52–55, 65, 67–68, 71, 229; А.Г.Каримуллин. Татарская книга начала ХХ века. Казань, 1974, 135–158; Л.Р.Ничуговская. Оренбургское купечество // Оренбургу 250 лет. Оренбург, 1993, 37–38; Оренбург / Сост. и науч. ред. Л.И.Футорянский. Челябинск, 1993, 18, 19, 38, 44–47, 62, 74, 102, 182–184, 187, 189, 252–253, 255; И.М.Габдулгафарова. Исторические судьбы татар Оренбуржья // Многонациональный мир Оренбуржья. Оренбург, 1994, 49–51; Фархшатов. Народное образование, 21–22, 29–30, 32–34, 51, 78, 83, 87, 89, 91–92, 129–133, 139; Караван-Сарай / Авт.-сост. Ф.Б.Каримуллин. 2-е изд., перераб. и доп. Уфа, 1995, 20–25, 40–49, 72; Д.Д.Азаматов. Оренбургское магометанское духовное собрание в конце ХVIII — ХIХ в. Уфа, 1996, 20–25, 40–49, 72, 103; Ю.Д.Гаранькин, В.В.Дорофеев, А.Н.Жилин. Улицы Оренбурга. Оренбург, 1996, 25, 125, 140–141, 147; В.Амелин. Оренбургская область. Модель этнологического мониторинга. М., 1997, 49, 51, 55, 60–61, 69–70; М.Ф.Рахимкулова. Медресе «Хусаиния» в Оренбурге. Оренбург, 1997, 5, 39–41, 46–48, 55–60, 62–71, 166–175; М.Н.Фархшатов. Самодержавие и традиционные школы башкир и татар в начале ХХ века. Уфа, 2000, 28, 57, 68, 126, 127, 141–145.
М.Н.Фархшатов
